В издательстве «Все свободны» вышел сборник рассказов «Проклятый Петербург». Восемь авторов связаны с городом по-разному: кто-то лишь как турист, кто-то как исследователь, хотя есть и петербуржцы. Каждый из них представляет свою версию петербургского мифа.
«Бумага» спросила двух авторов — музыканта Константина Сперанского и победительницу опенкола Нургул Нурсагатову, — почему Петербург «проклятый».
Константин Сперанский
автор сборника, участник группы «Макулатура», Кемерово
— О чем ваше произведение?
— Это рассказ. Мистицизм Петербурга принято помещать в границы центра, но я написал специально про проспект Ветеранов. Я наездами жил в Петербурге — с 2007 по 2010 и с 2017 по 2019. И постоянно здесь бываю. Я хорошо знаю город. С проспекта Ветеранов началось мое знакомство с городом. Когда я приехал поступать в аспирантуру СПбГУ, поселился у родственников рядом на Дачном проспекте, потом нашлась съемная комната на партизана Германа. Потом пожил в общаге СПбГУ, затем подвернулась квартира на улице Добровольцев. Первые три года в Петербурге я прожил всё время у проспекта Ветеранов и исходил, излазил его, и вижу некоторую прелесть до сих пор.
— Откуда, как вы считаете, появилась эта концепция «проклятого» и мистического Петербурга? Она по-прежнему актуальна?
— Мне кажется, что сама инициатива со сборником крутая, потому что мы знаем про петербургский миф из каких-то хрестоматий, текстов школьной программы. И до сих пор как-то с ними люди живут. Сама городская среда на этом отчасти паразитирует. И здорово, что какие-то современные авторы решили этот миф переосмыслить.
Я решил написать о постсоветских реалиях. У меня нет конкретного времени действия, но, очевидно, это всё в нулевые-десятые происходит. Там даже нет никаких отсылок к Петербургу Достоевского или Андрея Белого. Но Петербург это место, где до сих пор может случиться ужасное чудо или какая-нибудь страшная сказка. До сих пор город производит такое впечатление.
— «Паразитирует» в плохом смысле?
— Мне трудно назвать что-то совершенно китчевое или затертое, связанное с этим городом, как-то критиковать, потому что мне нравятся даже самая пошлятина: какие-то цитаты из Достоевского про желтые дома, песни Розенбаума. Я всё это готов с удовольствием пожирать целыми тоннами. Наверное для меня это хорошо, но также неплохо было бы и освежить этот образ. Мне кажется, хорошо бы в каждом городе России вышел подобный сборник.
— Очень часто в городе проводят разные экскурсии на подобные темы. Может это просто образ на экспорт? Для туристов?
— Это лучше, чем какой-нибудь «Музей шоколада». Ничего плохого нет в музее Достоевского или Набокова. Мне не нравится, как эти музеи сейчас выглядят, но слава богу, что они есть. Они тоже добавляют городу какой-то сказочности. Большая Морская улица, где стоит музей Набокова, почти в точности такая же, какая была еще когда Набоков оттуда уезжал в эмиграцию. Так что в этом смысле музей дышит историей.
— Сталкивались ли вы лично с мистикой, в том числе в Петербурге?
— Я очень хочу в нее верить, но она всегда меня обходит стороной. Я очень приземленный человек, и как бы ни ратовал за иррациональность в целом, довольно рациональный человек. Преклоняюсь перед теми, кто чувствует какую-то мистику или видит странные сочетания. Я простой как два рубля, как посетитель «Пятерочки», и поэтому об этом написал. Но для меня это город, где не выветрилась из реальности, из трамвайчиков и троллейбусов хармсовская мистика. Само ощущение сгущающегося воздуха в городе присутствует.
Когда приезжаю в Петербург, я иногда даже езжу на проспект Ветеранов, чтобы проверить, стоит ли он. Всегда ощущение от этих отдаленных райончиков, что как только ты оттуда уезжаешь, кажется, будто их уже и не существует. Да и самого Петербурга тоже. Достоевский называл, по-моему, его вымышленным городом, Георгий Иванов писал про то, как много русских полегло на его строительстве и вообще, что, возможно, этот город раскопали, а не построили. Вот вокруг этого некрофильского сюжета мое восприятие и крутится. Будучи простым человеком, со стороны на всё смотрю и разеваю рот на Медного всадника из поэмы Пушкина, с которой и начался миф о Петербурге.
Нургул Нурсагатова
авторка сборника, Алма-Аты/Хошимин
— Что вас связывает с Петербургом?
В Петербурге я была раз шесть или семь. Там у меня живет близкая подруга Катя. В первый раз я приехала не в Петербург, а именно к ней в гости. И, очень возможно, что благодаря ей и через ее призму я полюбила этот город. Петербург мне хочется показывать всем близким: была там с мамой, тетей, бабушкой, младшим братом. Теперь хочется показать его и мужу, и папе, и еще раз маме, тете, бабушке, другому младшему брату. Мне самой хотелось бы там пожить как-нибудь.
— О чем ваше произведение из сборника?
— Я выросла на сказках и стихах Корнея Ивановича Чуковского. И с детства на слуху были Петроград, Садовая, Сенная, Таврический. До сих пор, в любое время дня и ночи я могу рассказать любую сказку по памяти. Рассказ вдохновлен Таврическим садом — одним из основных персонажей Чуковского, рядом с которым я однажды жила.
— Откуда в культуре появился, на ваш взгляд, образ «проклятого» и мистического Петербурга?
— Думаю, как и надлежит большому городу с длинной, богатой историей, Петербург перестал быть просто городом, а стал одушевленным персонажем, действующим лицом со своим багажом тайн, секретов, воспоминаний. Театры и закулисья, писатели и их призраки, скрытные дворы-колодцы и скрытые черные лестницы — всё это добавляет дополнительных очков к мистической атмосфере. А если город еще и облачен в пасмурную погоду, то это еще плюс сто очков.
Дождь, морось, снег размывают и поглощают дороги, приближают и отдаляют расстояния, заглушают звуки, создают преграды. Или туман — в фольклоре и литературе он связан с потусторонним, призрачным, таинственным, скрытым от глаз. В тумане тоже искажаются и теряются ориентиры и измерения. Мне лично такая погода очень по душе. Чем пасмурнее, тем лучше. Думаю, что это человеческая натура — опасаться скрытого, невидимого, неизвестного, и в то же время это же и пленяет нас, и будоражит воображение.
Для меня образ Петербурга не особо меняется. Он остается тем самым Петербургом из книг, сказочным, с гуляющими по городу крокодилами, величественным, трагичным, загадочным, и даже мрачным и жутким. Но помимо этого открываются и новые его грани. И не все эти грани имеют мистический ореол.
— Актуален ли этот образ для самих жителей или он больше подходит для туристов?
— Сейчас я смотрю на Петербург больше с точки зрения гостя, очарованного загадочным флером города, ведь я никогда не была там больше семи дней к ряду. Возможно, если я буду жить в нем, мое мнение поменяется. Ведь часто будучи жителями конкретного города, мы перестаем замечать то, что поражает гостей. Глаз замыливается, привыкает. К примеру, мой родной город Алматы окружен красивейшими горами в 30-60 минутах езды. Но живя там, я стала воспринимать их как должное. Да я их каждый день из окна вижу! И только после долгого пребывания вне дома, возвращаясь, я словно свежим взглядом снова начинаю видеть красивые горы.
Что еще почитать:
- Умиротворяющее хобби — краеведение. Как оно поможет дома и в эмиграции, кому подойдет и где искать единомышленников.
- Это неопубликованный рассказ Игоря Антоновского о будущем — которое он уже не увидит.
