Фестиваль искусств Востока Daira шел в Петербурге почти четыре месяца и завершился в начале февраля. Одно из его событий — выставка с историями петербургских детей из мусульманских семей разного происхождения.
«Бумага» поговорила с Ксенией Диодоровой, антропологом и куратором выставки, о том, в чем смысл проекта, как она собирала материал и почему решила поднять тему толерантности.
— Расскажите про фестиваль — из чего он состоял?
— У нас было представлено несколько направлений: научное, в рамках которого идут конференция и лекции, документального кино совместно с фестивалем «Докер», выставка, в основе который лежит большое антропологическое исследование, fashion перформанс и музыкальная программа с концертами.
В логотипе фестиваля есть несколько пересекающихся окружностей — это про пересечение дисциплин и городских сообществ, которые встречаются и начинают диалог.
— В чем вы видите социальный смысл фестиваля?
— Главная особенность фестиваля в том, что он существует на границе науки и искусства. Фестиваль был основан антропологом Игорем Панковым, и его важнейшая идея была в том, чтобы люди через знание о других сообществах и их культуре смогли приблизиться к пониманию «Другого».
Проблема взаимоотношений «свой-чужой» остро чувствуется особенно в городах. В деревне, если упростить, существует замкнутая система, где есть традиции, тесные связи между людьми и общее понимание, как жить. В нашей городской жизни, наоборот, встречаются люди разных религий, национальностей, внешности, интересов, статусов, доходов и много разных пониманий жизни. Такая мультикультурность — это драйвер обогащения, возможность постоянно вдохновляться новыми идеями, которые стоят за культурами.
На фоне такого разнообразия появляется много конфликтов, поэтому наш проект о толерантности, о том, как мы можем открываться друг другу, доверять и не бояться. Город требует от нас уважения, терпения, эмпатии, которые очень сложно поддерживать на больших скоростях. А город — это всегда слишком быстро.
— Что собой представляла выставка, которую вы курировали?
— Выставка — это художественная репрезентация антропологического исследования, которое мы проводили с подростками разных национальностей.
Сама выставка состоит из двух слоев: есть визуальный яркий слой, где представлены текстиль из частных коллекций и художественные работы по ткани, на которых ребята в разных техниках создавали орнаменты — переводя свои истории в художественный образ, форму и цвет.
Вторая часть — это тексты. Это монологи подростков, которые можно читать или слушать в наушниках. Многие из историй звучали совсем не по-детски, и некоторые взрослые, выходя с выставки, говорили: «Какие мудрые дети, как они они видят мир».
Выставка проходила на Василеостровском рынке, и это не случайность: он сам по себе представляет большую арену разных гастрономических традиций, где есть и дагестанское чуду, и турецкий шиш, и тайский том-ям.
— Как вы собирали материалы для выставки?
— Я провела около полугода с подростками из мусульманского клуба «Пилигрим». В него ходят совершенно разные дети: беженцы из Судана, Ближнего Востока, дети из Татарстана, чьи семьи уже многие поколения живут в Петербурге, дети трудовых мигрантов, подростки из очень обеспеченных семей, которых после школы забирает частный водитель, дети из обычных школ в Мурино и те, кто гениален в математике и учится в 239.
— Что дети рассказывали в своих монологах?
— Мне кажется, в этих рассказах было много близких для всех историй: про бабушку, школьные переживания, ощущение себя красивым, страх смерти и попытка понять, что это такое. Это вещи, про которые думают многие люди.
Дети рассказывали о том, как сталкивались с неприятием своей религии или внешности: например, семья Лиды бежала от войны в Судане, и эта темнокожая девочка, которая говорит только на арабском языке, в свои 15 лет оказалась в шестом классе обыкновенной петербургской школы. Была история Давида, у которого есть суданские, таджикские, узбекские и русские корни, — его обижали в школе в детстве и называли «чуркой».
На выставке были показаны очень конкретные вещи, которые дают нам понимание о проблемах толерантности. Однако даже на фоне этого мы видим, что дети не останавливаются: например, Давид вырос прекрасным и открытым парнем, который мечтает путешествовать по миру на автобусе со своей девушкой, поступить в магистратуру и стать дипломатом межкультурных отношений. Жизнь идет, и их детский поиск продолжается.
В выставке есть письмо Ислама, которое он написал, когда я спросила, что они хотели бы рассказать о себе другим людям. Он написал о том, что мусульманин — это тот, с кем безопасно. Он рассказал о том, что он не ходит по улице и не кричит «Аллаху Акбар», не носит нож в кармане, чтобы убить вас, и не собирается жениться на пяти женщинах. Его никто не просил об этом писать — это был просто искренний выдох.
— Почему вы решили сделать проект именно о подростках?
— Мне попалась книга Марко Поло. Представьте, раньше путешественник, первый раз увидя китайца, описывал его как циклопа, потому что у него с глазами «что-то не то». Иногда этот текст был очень жестокий, наполненный страхом и ужасом.
Мне показалось интересным это сочетание страха перед непознанным и воодушевления и любопытства. На этом тексте нельзя было основывать выставку — он звучит не этично и колониально, но именно из него родилась параллель с подростками. Потому что подростки находятся в том возрасте, когда они жадно и пытливо познают мир. Какие бы ранящие и грустные эпизоды в жизни у них ни случились, они не закрывают свое сердце, а продолжают бесстрашно открывать этот мир.
Они бесконечно ищут ответы на вопросы: стану ли я хорошим человеком? будут ли родители всегда меня любить? смогу ли я найти себя? У них нет опоры, инстинктов и границ, которые вырабатываются у взрослого человека. Они уязвимы, и именно эта детская уязвимость стала ключом к диалогу с городом о толерантности и межкультурности.
Мы как бы показываем беззащитный и откровенный мир подростков, пытаемся поставить зрителя выставки на место познающего, открывающего для себя мир человека. Дети обезоруживают своей откровенностью. Я даже задавала себе вопрос: имею ли я право, чтобы дети со мной всем этим делились? Это обезоруживает любого взрослого человека, который способен на эмоции.
— Какой отклик вы получили от аудитории?
— У нас есть огромная книга с отзывами, в которой люди писали не о выставке, а о себе. Какой бы национальности ты ни был, в этих монологах подростков ты видишь то, что касается и трогает тебя тоже. Это может быть эпизод из детства — объятия бабушки или папа, который поднимает тебя, чтобы ты понюхал цветок липы. Эти образы приближают тебя к человеку, о котором идет речь, и его религия и культура перестают быть единственной призмой, через которую ты на него смотришь.
Встречались и резкие отзывы, но их было очень мало. Я запомнила один день, когда несколько человек произносили очень грубые вещи.
Мы не можем похвастаться тем, что нас посетило 250 тысяч человек, но мы можем похвастаться тем, что к нам пришло очень много значимых людей, которые оценили эту тему и ее репрезентацию.
— Последний год государство ведет достаточно мигрантофобную политику — думали ли вы об этой проблеме при создании проекта?
— Нет, для меня появление этой темы не было ни с чем связано. Тема миграции со мной уже 12 лет, с тех пор, когда я в 2013 году делала проект «В холоде» о трудовых мигрантах из Центральной Азии. Тогда я постоянно ощущала, что при упоминании мигрантов сразу появляется конфликт. За эти годы мы сделали очень много других проектов и занимались системной деятельностью — проводили школы и образовательные программы в Центральной Азии, закрытые и открытые исследования, стратегии по коммуникации с подростками.
Для меня в этом нет никакого пересечения с контекстом, который сейчас происходит. Я искренне понимаю, почему людей может пугать другая культура, язык, но мне самой это чувство никогда не было знакомо. Проблема межкультурного диалога и попытки преодолеть страх и создать безопасную среду никогда не теряли значения.
Историю «Крокуса» мы все очень переживаем, но в этом хаосе и трагедии нужно сохранить способность здраво мыслить и не делить все грубо на черное и белое. У нас нет простых вариантов в жизни: так мы поступаем, так нет, с этим надо разговаривать, с этим нет, это хорошо, а это плохо. Все сложно, это требует включенности, внимательности и трудного этического выбора в каждый момент времени. Хотелось бы, чтобы мы не ленились его делать и брать на себя ответственность быть включенными и чуткими.
В конце ноября я застала выставку на Венецианской биеннале, где самая большая очередь стояла к немецкому павильону с историей о турецком мигранте. Ситуация, в которой в Петербурге люди выстраиваются в очередь, чтобы посмотреть выставку о мигранте, к сожалению, пока невозможна. Этого запроса нет. Говорить об этих темах сегодня очень сложно, и есть масса препятствий, но встает вопрос: зачем мы ходим в музей, к искусству? Там мы ищем какого-то спасения, наслаждения и вдохновения. Такие выставки — это работа сердца, от тебя требуют думать и проживать достаточно болезненные вещи. Но, вероятно, это важная часть пути.
Что еще почитать:
- Школы-гетто вместо социальных лифтов. Как в Петербурге (не) занимаются адаптацией детей мигрантов и чем это опасно.
- «Наполовину армянка, наполовину петербурженка». Выросшие в Петербурге дети мигрантов — о национальности, разнице культур и сохранении традиций.
